…и как нам врали о том, что красота для женщин — это якобы не главное.
Значительная часть людей в современных западных обществах знакомятся для романтических отношений в интернете. Если 10-15 лет назад онлайн-знакомства считались маргинальным явлением, востребованным теми, кто не может «найти себе пару в реальной жизни», то сейчас знакомства в Tinder выглядит разумным способом выйти за привычный круг общения и не смешивать дружеские и профессиональные встречи с романтическими. Этот культурный сдвиг ведет к совершенно неочевидным последствиям, которые кому-то могут показаться даже шокирующими.
Модели знакомства в интернете, как и другие цифровые практики, легко анализировать в рамках data-science. И первые результаты таких исследований, опубликованные в начале этого года, показывают, что моногамному браку приходит конец, а вместе с ним и тем моделям сексуальности, к которым все привыкли. И дело совсем не в том, что Tinder провоцирует промискуитет.
Исследователи решили узнать, насколько равномерно люди выбирают привлекательных для себя партнеров, для чего взяли за основу модель экономического неравенства и знаменитый индекс Джини. В нем 0 означает абсолютно равное распределение доходов в некотором обществе, а 1 — что все богатство принадлежит одному человеку.
Для анализа поведения гетеросексуальных пар требуется два таких индекса, где один будет показывать, как партнеров выбирают женщины, а другой — мужчины. При индексе в 0 выбор партнеров был бы абсолютно равномерным, т.е. у каждого из них был бы равный шанс быть выбранным, при индексе в 1, все внимание противоположного пола доставалось бы единственному и самому привлекательному партнеру. Так работает «рынок привлекательности» и распределение «доходов» на нем.
Важно, что Tinder относительно свободен от социальных условностей: в нем первичная оценка партнеров, открывающая путь к «матчу» и потенциальному свиданию, основана на фотографиях и лаконичной информации о себе, а не на социальным статусе и богатстве.
Так вот, специалисты по данным, работающие с приложением для знакомств Hinge, вполне крупным и репрезентативным для западного рынка установили, что мужской индекс для женщин составляет 0,32, что довольно эгалитарно и в экономике соответствовало бы 75 месту по уровню неравенства в мире. Примерно — странам Западной Европы с высокими налогами и относительно низким уровнем социального расслоения. Коротко говоря, мужчины готовы знакомиться с разными женщинами, что, кстати, не очень соответствует маскулинной культуре на этот счет, которая утверждает, что «каждый выбирает только красоток».
Но главная неожиданность в том, что аналогичный индекс женщин для мужчин более чем в полтора раза выше и составляет 0,54, что по по экономическим меркам чистой воды Африка, 8 место в мире по неравенству, чудовищная клепоткратия. Вкратце, женщины, из-за плеча которых не выглядывает патриархат и целомудрие, предпочитают красавчиков или точнее сексуально привлекательных мужчин гораздо чаще, чем мужчины — красоток.
На практике означает, что в свободном мире online dating флуктуирует огромное количество мужчин, которым ничего не светит, и которые останутся без романтики и секса. Кажется, это близко к субкультуре инцелов, но надо разбираться.
На аналогичных данных из Tinder американские журналисты из Quartz делают вывод, что 80% мужчин конкурируют друг с другом за внимание 22% наименее привлекательных женщин, в то время как 78% женщин конкурируют за 20% наиболее привлекательных мужчин.
Исследование на данных крупнейшего сервиса знакомств OKCupid демонстрирует, что женщины находят 80% мужчин «привлекательными ниже среднего», и что примерно эти же 80% мужчин редко блокируют входящие сообщения от женщин — менее чем в 30% случаев. Мужчины оценивают «привлекательными ниже среднего» около 50% женщин и эти женщины блокируют мужчин чаще, чем в 40% случаев.
Тут стоит сделать небольшое отступление. Где-то мне попадалась мысль, что невероятный успех христианства, выросшего из палестинской секты до имперского мировоззрения, имел в том числе демографические причины. Дохристианский мир практиковал различные формы полигинии, что означало, что наиболее успешные мужчины имеют неограниченный доступ к сексу и размножению, а мужчины бедные этого могут быть лишены. Христианство провозгласило, что богу угодна моногамия, и этим выиграло себе бесконечное доверие народных масс. Отныне любой мужчина мог рассчитывать на то, что у него может быть жена.
Вся последующая культура внушала женщинам, что внешность для мужчины вообще не главное, и что даже богатство не играет такой уж определяющей роли, главное «быть замужем» в принципе. Об этом рассказывали и учебники по закону божьему, и волшебные сказки. Иногда доходило до абсурда, как в истории про «Красавицу и чудовище», которую, кажется, нельзя себе представить в перевернутом гендерном контексте, принцесса обязана быть красоткой (не ясно, кстати, почему). Молодых родителей, у которых родилась девочка, принято в этой культуре поздравлять фразой «красавица будет» etc.
Промывание мозгов со стороны культуры сочеталось с небольшим выбором, который был у женщин: круг знакомств в силу низкой социальной мобильности в принципе и предписаний о том, что «девица дома должна сидеть», был небольшим. Замуж «выдавали» за знакомых семьи. Такими мерами обеспечивалась иллюзия моногамии, и ее трагедия, описанная, например, в «Анне Карениной».
И вот теперь появился Tinder и ему подобные сервисы, где всего этого нет — буквально ни бога, ни мужа, ни господина, — и где всем индивидам предлагаю честные правила игры. Идея патриархального благочестия становится не очень востребованной, и женщины выбирают более привлекательных мужчин, оставляя остальных не у дел.
Тут есть большой соблазн заняться биологизаторством, и предположить, что Tinder возвращает нас к племенному строю и процветавшему в нем — по крайней мере, по мере некоторых ученых, — полигинии. Или сделать еще более радикальных заход и напомнить, что у большинства биологических видов именно самки выбирают самца за его невероятную красоту, а не наоборот. Теперь Tinder разрешил и нам что-то похожее. Или вспомнить, что женщины гораздо больше рискуют с эволюционной точки зрения, связавшись «не с тем парнем», чем мужчина, который неразборчив в выборе сексуального партнера. Но тут — в этом предположительном повороте к биологии — надо разбираться дальше.
Что мы имеем точно, так это статистку, которая на миллионах «матчей» дает однозначные оценки: мужчины готовы встречаться с разными женщинами, а вот женщины предпочитают только крутых парней. Deal with it.
Как это корректирует нашу картину мира? Для меня это косвенно подтверждает тот факт, что христианство было социальной игрой, направленной на установление более эгалитарного общества за счет женщин. Консерваторы могут ликовать: оказывается те, кто ратует за патриархальный брак, могут считать себя более передовыми людьми, чем те, кто выступает за свободу выбора, а на деле возвращает нас к «биологической норме», предшествующей современной цивилизации.
Пожалуй, человечеству срочно нужно придумать какой-то новый институт для перераспределения доходов на «рынке привлекательности», пока не случился массовый бунт. Кажется, нас спасут только роботы.
Взято отсюда